воскресенье, 10 января 2010
ДЖИВС И РОЖДЕСТВЕНСКИЙ КОТТЕДЖФандом – Дживс и Вустер
Автор –
Sky Blue ReverieСсылка на оригинал –
skyblue-reverie.livejournal.com/11690.htmlПеревод –
ZavrjaБета –
Smothered HopeРазрешение на перевод – получено!
Примечание: Праздники - на то и праздники, чтобы вносить в нашу размеренную жизнь сумятицу и неразбериху. Так получилось, что накануне недавних зимних торжеств два человека совершенно независимо друг от друга засели за работу над переводом одного и того же джустер-фика. В итоге получилась совершеннейшая ирония судьбы - рассказ получил сразу две русских версии практически в один день!
Первый вариант повесили в тематическом дневнике. Вот он
www.diary.ru/~fluff-on/p91139561.htm Второй по просьбе переводчика и её беты публикуем здесь. Не корысти ради, а чтобы добро не пропадало. Что называется, найдите 10 отличий))
Как правило, наступление декабря навевает на Бертрама грусть и тоску. Пока весь остальной мир обменивается весёлыми поздравлениями, я предпочитаю отсиживаться дома, высказывая своё «фе» каждому, кто пытается навязать мне все эти зимние радости. Дживс тоже никогда не был большим любителем звонить в рождественские колокольцы.
читать дальшеНе то, чтобы он был замечен в этом недостойном занятии – Дживс он и есть Дживс, вне зависимости от времени года – но под Рождество он становится даже более замкнутым, чем обычно. Дело в том, что в это время года мы оба потеряли родителей, и это имеет обыкновение погружать нас в серое уныние, если не в черную меланхолию – в общем, в одно из этих печально окрашенных настроений. Дживс настаивал, чтобы мы соблюдали традиции хотя бы формально, однако, несмотря на некоторое количество еловых веток, расставленных по столам и этажеркам, святочным духом никто из нас двоих так не проникался.
Однако теперь, когда мы с Дживсом поклялись друг другу в верности – надеюсь, вы понимаете, о чем я толкую, – мне вздумалось отметить праздники как полагается. Внезапно возник порыв воскресить некоторые традиции моего детства, как-то: украшение комнат, облачение в праздничные одежды, распевание рождественских гимнов. А ещё чертовски захотелось уехать подальше от столич. суеты, туда, где бы мы могли уютно отпраздновать вдвоем. Я никогда не принадлежал к той породе парней, которые испытывают потребность в одиночестве. Но когда мое одиночество включает в себя Дживса, то это уже совсем другой коленкор. Когда я высказался на предм. того, чтобы смыться куда-нибудь на Рождество, Дживс не отнесся к этой идее без особого энтузиазма, однако уверил меня, что позаботится обо всём в лучшем виде.
С удовольствием вложив бразды правления в надежные руки моего камердинера, я в тайне от него совершил несколько покупок и сунул получившийся свёрток на дно чемодана. Затем отклонил два приглашения провести Рождество у родственников, послав краткую ноту о том, что Бертрам в обозримом будущем планирует обречь себя на добровольную изоляцию, в ответ на властное послание великой и ужасной тети Агаты и полный сожаления вежливый отказ моей доброй дорогой тётушке Далии.
Читатель наверняка будет ошеломлен тем фактом, что я добровольно упустил шанс вкусить неземных яств от её прославленного повара, однако более всего я желал провести это время вдвоем с Дживсом – мы толком не были предоставлены сами себе со времен нашего медового месяца, и мне очень не доставало такого времяпрепровождения. И пускай Дживсу далеко до кулинарных лавров Анатоля, управляется со сковородками и кастрюлями он очень даже недурно. Стоит ему взяться за дело, так получатся такие шедевры национальной кухни, что у каждого уважающего себя англичанина вмиг потекут слюнки.
В день нашего отъезда кэб доставил нас с пожитками на вокзал, и мы претерпели долгое и нудное путешествие на поезде, а потом ещё более долгое и нудное путешествие на грузовике. Автомобиль протащился вверх по горному склону, после чего мы были бесцеремонно высажены перед приземистым каменным строением, выглядящим так, словно оно ожидало выйти победителем из битвы с самыми неистовыми силами природы. Я не знал, радоваться ли тому, что данная постройка и вправду столь основательна, как кажется с виду, или же наоборот – волноваться, ибо архитектор сего творения явно полагал, что крепкий фундамент и толстые стены когда-нибудь сослужат их хозяевам добрую службу. Как бы то ни было, на улице стоял дьявольский холод, и мы поспешили внутрь.
Пока Дживс проверял, что кухня функционирует, колдуя над плитой и чайником, я обследовал коттедж, которому надлежало стать нашим жилищем на ближайшие несколько дней. Это был один из тех охотничьих домиков, которые используются время от времени на протяжении всего года, так что рогатые головы и медвежьи шкуры водились тут прямо-таки в ужасающем количестве, но, в общем и целом, он был неплохо обустроен и даже уютен.
Совершив рекогносцировку и убедившись, что Дживс занят своими хозяйственными делами, я извлек пакет, который контрабандой провёз в багаже. Там были подарки для Дживса и замечательный головной убор, перед которым я не мог устоять в магазине – мягкая конусообразная шапка красного цвета с белой опушкой и белым же помпоном наверху, такие обычно пририсовывают Деду Морозу на картинках. Новые читатели, быть может, удивятся, с какой стати я так тщательно скрывал от посторонних глаз эту, в общем-то, невинную вещицу, но те, кто следуют по волнам моей памяти уже некоторое время, лишь с пониманием покачают головой. Дело в том, что Дживс ни за что не одобрил бы этого аксессуара. Обычно я сдаюсь на милость его безупречного вкуса по части подбора костюмов и проч. одежды, но сейчас рассудил, что не будет ничего крамольного в том, чтобы нарядиться в дедморозовский колпак в отдаленном коттедже, где ни один ценитель мужской моды и близко не увидит верхнего яруса старого Бертрама. Итак, я разместил на Вустеровком чайнике новую крышку, сунул остальное содержимое свертка под кровать и двинулся на поиски своего камердинера и обещанного им живительного эликсира.
Когда я нашел Дживса, он, казалось бы, совершенно не обратил внимания на мое рождественское преображение. Он ничего не сказал, лишь одарил меня взглядом, предвещающим суровое возмездие. По телу пробежала приятная дрожь. Я спрятался за чашку с чаем и подцепил один из кексов его изготовления. Мне был хорошо знаком этот взгляд, и я понял, что сейчас лучше подкрепить свои силы.
После чая мы совершили вылазку в окружающий нашу крепость лес, срубили елку посимпатичней и приволокли её в наше штабное подразделение. Дживс установил дерево в передней, затем мы провели на редкость приятный час или два, украшая её лентами, снегом из попкорна и ягодами остролиста, кусты которого в изобилии росли возле дома. В смысле, Дживс нанизывал снежки и веточки на нить, а я таскал из миски хлопья попкорна, подбрасывал их вверх и ловил разинутым ртом. Дживс поглядывал на меня снисходительно. Когда елка была должным образом украшена, я сходил в комнату за подарками и положил под крону. Тот, кому они предназначались, ничего не сказал на это, но по тому, как на долю секунды приподнялся левый уголок рта моего камердинера, я понял, что он доволен. Дживс в свою очередь тоже совершил экскурсию в комнату и вернулся оттуда с празднично упакованными свертками. Я застыл в изумлении.
«Дживс! – воскликнул я. «Тебе не следовало… тратиться на меня»
«Обмен подарками между возлюбленными практикуется по таким поводам как Рождество, сэр. Я лишь следовал традициям»
«А-а, ну в таком случае, спасибо тебе большое», – сказал я, краснея от удовольствия. Я уже и забыл, когда в последний раз получал рождественские подарки. «Уверен, что бы там ни было, мне понравится»
Остаток дня прошел приятно, а ночь – и того приятней, ибо Дживс свершил ожиданное мною отмщение. Достаточно сказать, что мой слуга и я пришли к пониманию относительно моего экстравагантного гардероба, сорвав его с вустеровского тела совместными усилиями. Дживс, кажется, несколько раскрепостился в новой среде обитания, извлекая из меня вопли, которых устыдились бы даже вервольфы, воющие на полную луну. Он покрыл мои губы и шею следами своих зубов, пометив также и другие части моей анатомии э-э… другими знаками своей собственности. Я понимал, что назавтра мне будет чертовски трудно присесть на табурет – не то, чтобы я жаловался, конечно. Когда все закончилось, мы, ослабевшие, липкие и пресыщенные тут же уснули в объятиях друг друга.
Ото сна восстал бодрый и жизнерадостный, хоть и несколько подмороженный Бертрам. Как ни странно, проснулся я даже раньше Дживса. Натянул отброшенную прочь накануне фиолетовую пижаму, которую я так толком и не успел поносить вчера вечером, и примостил с трудом отвоеванный колпак на свои взъерошенные кудри. Затем подошел к окну и выглянул наружу. Тут поднялся и мой камердинер. Он облачился в собственную темно-синюю пижаму, проследовал к окну и приник ко мне в долгом поцелуе, успев промурлыкать: «Доброе утро, сэр» до того, как его губы встретились с моими. Когда я выпал из его объятий, то удивлённо заморгал. Должно быть, на протяжении д.п. моя дедморозовская шапка упала на пол, потому что Вустеровская маковка оказалась непокрытой. Я растерянно оглядывался по сторонам, пока не увидел, что вышеупомянутым головным убором успел завладеть Дживс. Восторгаюсь этим парнем – даже посреди романтической интерлюдии он ухитряется привести мой туалет в соответствие моему возрасту и общественному положению.
За ночь на улице выросли живописные сугробы, и я почувствовал непреодолимое желание побегать по свежему снежку. Когда я озвучил это предложение, Дживс слегка изогнул губу, сказал свое неизменное: «Очень хорошо, сэр» и в рекордное время обеспечил меня завтраком, ванной и одеждой. После того, как я потребовал назад свою законную награду – она неизвестно каким чудом оказалась в самых глубоких недрах одежного шкафа – и водрузив её на свое законное место, аккурат над Вустеровскими бровями, я шагнул за порог и Дживс последовал за мной.
Пока Дживс стоял поодаль, поглядывая на меня с нежностью, я резвился так, как не резвился в свою бытность кучерявым ребенком в матросском костюмчике – не то, чтобы нянюшка позволяла мне копошиться в снегу в одном только костюмчике. Вообще, я полагаю, нянюшка одобрила бы усердие моего теперешнего опекуна, запаковавшего бедного меня во множество слоев теплой, но чертовски кусачей шерсти.
С трудом шевеля конечностями, обернутыми, как уже было сказано в ч.к.ш., я, тем не менее, сумел скатать несколько здоровенных снежных шаров и водрузил их друг на дружку. Дживс немедленно испарился, а когда вновь материализовался, то держал в облаченных в перчатки ладонях несколько предметов - ещё один клетчатый шарф (странно, как это он не обернул и его вокруг моей шеи), морковку, пару турнепсов и несколько больших ягод остролиста. Пока Дживс надевал на снеговика шарф, я воткнул овощи в третий, самый маленький снежный шар, который служил этому созданию головой, придавая ему добродушное выражение лица.
Мы с Дживсом отошли назад, чтобы лучше проинспектировать наше творение. «Неплохо, правда?» – спросил я. «Действительно, сэр» – ответил он, снова подойдя к снеговику, чтобы довести узел на его шарфе до идеала.
«Кстати говоря, Дживс. Ты, возможно, удивишься, но я большой мастер по части снежных скульптур. В своё время я слепил немало представителей этого племени, которые небезосновательно заслужили самые высокие оценки знатоков. Конечно, такой замечательный экземпляр я видел в последний раз ещё в школе, когда Бинго, Гасси и я объединили усилия чтобы создать…» Я так и успел поведать о триумфальных успехах юного Бертрама, потому что как раз в этот момент что-то врезалось мне между лопаток. Я оторвался от созерцания снеговика, чтобы поинтересоваться у Дживса, что это было, но тот куда-то исчез. Пока я озирался по сторонам, ещё один снежный снаряд угодил мне в грудь. Пробормотав проклятие, я с изумлением уставился на Дживса, стоявшего в двадцати футах от меня с таким невинным видом, словно мысль поразить молодого хозяина снежком никогда не приходила ему в голову. Но улики – я говорю о легкой снежной пыли на его темных перчатках, и озорном огоньке в глазах, – свидетельствовали об обратном.
«Эй, Дживс!» – вскричал я возмущенно, – «это что, проявление феодального духа? Между прочим, неспортивно бросать снежки в спину человеку, совершенно его об этом не предупредив!»
Только я закончил произносить свой контраргумент, очередная бомба разбилась о моё плечо, обдав снежными брызгами Вустеровскую физиономию, и заставив меня разразиться новой порцией ругательств. Когда я протер свои обозреватели и огляделся по сторонам, то Дживса уже не увидел. Это, безусловно, означало войну.
«Это безусловно означает войну, Дживс!» – крикнул я. Ответом послужил ещё один снежок, попавший туда… ну, на чем обычно сидят. Я быстро оглянулся и узрел вероломного врага, мелькнувшего над каким-то кустарником. Я быстро нырнул под другой куст, нагрёб полные ладони снега и принялся лепить боезапас.
Следующие полчаса или что-то около того продолжался жестокий бой. Снаряды описывали дуги, летая от одного лагеря к другому, дерзкие и самоотверженные вылазки на передовую отражались шквальным огнём неприятеля. Я был в своей стихии – в школе победа в снежных баталиях всегда была на стороне команды, которой принадлежал Бертрам Вустер. В конце концов, я решил исчерпать конфликт раз и навсегда, применив тактику, которая не раз оправдывала себя в Итоне. Увы, я не имел братьев по оружию, чтобы создать из них диверсионную группу, поэтому пришлось действовать согласно сложившейся на фронте обстановке. Предприняв чрезвычайно сильные наступательные действия, во время которых мне пришлось истратить весь боекомплект, я начал потихоньку прокрадываться к Дживсовским позициям. Я был уверен, что располагаю несколькими мгновениями – супостат наверняка решил, что временное затишье означает, что я занят пополнением артскладов.
Затаив дыхание, я заходил противнику в тыл с полной охапкой снега, намереваясь застать его врасплох и напихать ему за шиворот чем больше, тем лучше. Это служило залогом бесспорной победы во всех школьных стычках. Я заметил Дживса, припавшего к земле и внимательно наблюдающего за моей покинутой позицией. Я подкрался к нему, мысленно уже поздравляя себя с викторией, и тут он обернулся, схватил меня за лодыжки и резко дернул на себя, причём, проделал все это быстрее, чем змея, если, конечно, змея умеет дергать за лодыжки. Я упал в его заботливо расставленные руки и выронил свою ношу. Внезапная смена позиции меня несколько обескуражила.
«Боже мой, Дживс», – проговорил я, запыхавшись, – «Тебя не проведёшь! Ты ведь знал, что я иду, а?»
«Да, сэр», – признался он.
«Ладно, сдаюсь. Но я же всегда умел подкрадываться к противнику совершенно бесшумно. Как ты узнал, что я здесь?»
«Я всегда чувствую ваше присутствие, сэр», – сказал он, глядя на меня своими пронзительно-голубыми глазами. По моему телу пробежала лёгкая дрожь, не имеющая, впрочем, никакого отношения к холоду – породили её эти слова и неподражаемая интонация, с которой они были произнесены. Я увидел вышеупомянутые п.-г. г-за в районе моих губ. Я тотчас прочёл его мысли, и так как они были весьма приятны для моей персоны, то закрыл глаза и подставил губы в предвкушении поцелуя. Вот только того, чего я ожидал, так и не воспоследовало. Недоуменно моргнув, я поднял голову и увидел, что Дживс всё ещё молча глядит на меня.
«Возможно, сэр, нам стоит вернуться в дом».
«Отличная мысль, старина», – пылко поддержал я его предложение.
По пути к коттеджу мне в голову пришла одна штука. Я вернулся к снеговику и придал его внешности завершающий штрих, надев на его макушку свою красную шапку и придавив её камушками, чтобы не слетела. Должен сказать, что паренек от этого совершенно преобразился. Я обернулся к Дживсу, который смотрел на меня несколько озадаченно. «Думаю, мне она уже не понадобится», – пояснил я и уголок его рта слегка дрогнул, а глаза излучали то, что можно было обозначить как «свет любви». Это было почти неуловимое сияние, едва заметное – всё-таки Дживс это Дживс – тем не менее, ошибки быть не могло. Одно это уже стоило того, чтобы пожертвовать всеми головными уборами вместе взятыми, и я поторопился к открытой двери.
Я вошел в дом, дрожа и притоптывая ногами. Дживс запер дверь и быстро сбросил свои перчатки, шарф и пальто. Затем он освободил молодого хозяина из шерстяного плена. Дышать стало намного легче, но холод мгновенно пронизал всё моё тело. Снег умудрился проникнуть даже сквозь многочисленные напластования теплого белья и свитеров, так что я оказался промокшим до нитки. Дживс поглядел на меня хоть и заботливо, но весьма неодобрительно, и потребовал: «Прошу вас избавится от мокрой одежды, сэр, пока я обеспечу вас одеялами».
В доме было две спальни – Дживс всегда настаивает на соблюдении всех приличий, даже если это всего лишь видимость, и никого в округе на много миль не сыщешь. Сначала это казалось мне чертовски глупым. Но сейчас я был ему признателен, ведь это означало, что мы располагаем дополнительным комплектом неиспользуемых спальных принадлежностей. Дживс сгрёб вместе простыни, стеганые ватные одеяла, подушки и расположил все это на медвежьей шкуре, которая лежала на полу у камина. Вмиг эта обширная шуба со свирепо оскаленной звериной головой превратилась в мягкое уютное гнёздышко.
Пока я стягивал с себя отсыревшую одежду, мой камердинер орудовал возле камина. Помещение быстро наполнилось гудением и потрескиванием, безошибочно указывая на то, что пламя наконец разгорелось. Я вмиг избавился от ненавистного тряпья и нырнул под одеяла, glacial glacial glacial glacial дрожа ещё больше в ожидании того, что жар от камина растопит бертрамоподобную ледышку, в которую я, кажется, уже успел превратиться.
Дживс, наладив отопление и собрав разбросанные мною предметы гардероба, направился к выходу. «Дживс, а ты не желаешь, ну, присоединиться ко мне? Тебе, наверное, чертовски неуютно во всём мокром», – сказал я с надеждой.
Он посмотрел на меня из-под прикрытых век. Этот взгляд длился всего лишь долю секунды, однако и этого времени хватило, чтобы повысить температуру вустеровского тела на добрых десять градусов. «Я присоединюсь к вам вскоре, сэр. Я подумал, что вам не помешает выпить чашку горячего шоколада».
«Ага! Чудесная мысль», воскликнул я. То, как Дживс готовит шоколад, настоящее искусство, честное слово. Похоже, он сдабривает напиток каким-то патентованным зельем, секрет которого известен только ему, но в любом случае, лучшего завершающего аккорда для зимних игрищ на свежем воздухе с объектом с сердечной дружбы и не придумаешь.
Очень скоро Дживс обернулся с двумя сосудами, до краев наполненными вышеупомянутым г.ш. Я взял кружки из его рук, глядя на него выжидающе. Пока я наслаждался ещё одним фирменным Дживсовским взглядом из-под опущенных ресниц, он проворно освободился от одежды и растянулся на нашей импровизированной лежанке. Он взял у меня одну из чашек и сделал глоток. Один вид моего безукоризненно вышколенного камердинера, обнаженного, с растрепанными и все ещё влажными после улицы волосами, сидящего на полу и глотающего какао, почему-то позабавил меня. Я издал недостойное джентльмена хихиканье, которое , впрочем, тут же подавил, и уткнулся в свою чашку. Я надеялся, это пройдёт незамеченным, ведь я не совершенно не желал его обидеть, но мои чаянья не оправдались.
«Вас что-то позабавило, сэр?», – поинтересовался он вкрадчиво.
«Нет-нет, Дживс», – ответил я – «смешинка в рот попала».
Он посмотрел на меня, чуть приподняв бровь. Ожидательно, я бы сказал, если, конечно, есть такое слово. Вот, точно, Дживс знает. «Есть такое слово, «ожидательно», Дживс?»
«Нет, сэр. Может быть слово «выжидающе» подойдет?»
«Точно! Спасибо, Дживс, так гораздо лучше. Я задумался, как лучше описать то, как ты приподнял свою левую бровь».
«Действительно, сэр», – отметил он серьёзно. «Так что же вызвало ваш восторг?»
Я подумал, что это чрезвычайно по-Дживсовски – называть сдавленный смешок, исторгнутый молодым хозяином, восторгом. Но я совершенно не собирался поправлять его, упаси боже.
«Нет, Дживс. То, о чем ты толкуешь, просто выражение удивления и удовольствия от того, что мне посчастливилось стать свидетелем редкостного момента: я вижу совершенно расслабленного тебя. Для меня это одновременно и привилегия, и честь, приятель».
Похоже, он был тронут. Я поблагодарил свою счастливую звезду за эту совершенно не свойственную мне вспышку красноречия, и мои губы вытянулись в глуповатой улыбке. Дживс ответил откровенно обольстительным взглядом, от которого по всему телу, от ушей до кончиков пальцев, пробежали мурашки. Затем он отставил кружки подальше от моих дрожащих конечностей, чтобы я ненароком их не расколотил – всё-таки Дживс на высоте в любой ситуации.
Я придвинулся ближе, и он, как я и надеялся, заключил меня в объятия. Я не из тех поэтически настроенных парней, которые умеют цветисто рассказать о чувственных соприкосновениях губ и языков, скажу просто, что Дживс в этом деле великолепен, так же как и в любом другом. Своими поцелуями он мгновенно довел меня до охов и вздохов, а тело моё обмякло и потяжелело так, что на полном серьёзе показалось, будто в нем осталась одна только плоть, а косточки растворились напрочь, и Бертрам растекся бесформенной лужицей.
Дживс пожалел это бескостное тело и уложил меня на спину, продолжая предавать испытаниям вышеупомянутыми г. и я. остатки моего скелета. Я пытался гладить те его части, до каких мог дотянуться, но вряд ли это приносило хоть какой-то прок. Вынужден признать, что на самом деле, я лишь тихо повизгивал и дёргал лапками, пока Дживс покрывал каждый дюйм моего тела тем, что Рози М. Бенкс непременно охарактеризовала бы как «обжигающие поцелуи».
Наконец мой камердинер прервал своё занятие, причём, дышал он так тяжело, словно не дарил удовольствие, а получал его. Он перевернул меня на бок, так что я теперь мог созерцать огонь в камине, а сам устроился за моей спиной.
Я услышал легкий шорох, который трудно с чем-либо спутать – Дживс открыл пузырёк с маслом. Понятие не имею, где он его прячет, но то, что эта бутылочка появляется из ниоткуда в самый подходящий момент – неоспоримый факт. Спрашивать об этом, как всегда, было лень. Действия Дживса были последовательными и неторопливыми. Казалось, прошли годы, с тех пор как он, наконец, соизволил прикоснуться к молодому хозяину. Одну руку он просунул мне под голову, так что я лежал на ней, словно на подушке, а другая тем временем вытворяла восхитительно-неприличные вещи, от которых я изгибался от удовольствия и шипел сквозь зубы. Его пальцы были все ещё прохладными, поэтому ощущения были хоть и неожиданными, но отнюдь не неприятными.
Когда Дживс начал проникать внутрь меня, я выразил своё горячее одобрение в более эмоциональной форме. Однако вскоре стало ясно, что дело продвигается не так быстро, как мне бы того хотелось. Я решил, что без ответных действий тут не обойтись, но когда я попытался толкнуться назад, он сжал моё бедро и восстановил этот раздражающе-неспешный темп. Дживс не делал так с наших первых опытов, однако если тогда я был только признателен ему за такого рода воздержанность, то сейчас я в ней определенно не нуждался.
«Джи-и-ивс», – жалобно проныл я.
Он только тихонько усмехнулся: «Имейте терпение, сэр».
Я покорился судьбе и затих. Он продолжал осторожно продвигаться вперед, пока не вошел полностью. Затем он обхватил ладонью мои бёдра и крепко прижал к себе, добиваясь еще более глубокого проникновения, хоть это и казалось невозможным. Я издал громкий стон и выдохнул его имя, слыша, как он так же стонет позади меня. Несколько секунд мы лежали без движения, огонь согревал фронтальную, а Дживс – тыльную часть вашего покорного слуги.
Наконец он начал двигаться – и снова со скоростью уснувшей черепахи. Он крепко сжимал моё бедро, подавляя любую попытку участия с моей стороны. Его действия наверняка одобрили бы те ребята -буддисты, которые сидят недвижно целыми днями, пытаясь постичь бесконечность. Нельзя сказать, что это совсем не приносило мне удовольствия. Скорее, наоборот, если честно. Я обмяк в блаженной апатии, чувствуя, как Дживс медленно скользит туда-сюда..
Это, конечно, было восхитительно, и всё такое, но со временем я понял, что нуждаюсь в дополнительной ээ.., стимуляции. Обычно Дживс старается помочь мне, если вы понимаете, о чем я, но на этот раз он, кажется, и палец о палец не собирался ударять. Ну и ладно, в конце концов, Бертрам тоже укомплектован парой рук – в них-то я и решил взять ситуацию. Но только я начал воплощать свой план в жизнь, как почувствовал на руке ладонь Дживса, который решительно вернул её на моё бедро. Затем – хвала небесам! – он изменил позицию, придав другой угол своим толчкам, и движения стали более настойчивыми.
«Ох, Дживс, да!» – выкрикивал я всякий раз, когда где-то глубоко внутри меня кто-то зажигал невидимую электрическую лампочку. Я не мог больше ждать того, чтобы мне протянули руку помощи, а Дживс так и не думал её подавать. Судя по тяжелому дыханию, Дживс неумолимо приближался к логической развязке. Но тут он опять перешел на тот самый раздражающе-размеренный темп – хотите верьте, хотите нет, а этот парень сделан из стали. Когда я решил, что сейчас взорвусь от неудовлетворенности и желания, он положил наши соединенные ладони меду моих ног и мои и его пальцы начали ласкать самую чувствительную часть вустеровской анатомии. Это также означало, что Вустеровские бедра наконец обрели свободу. Они начали решительно двигаться навстречу Дживсу, заставляя его испускать стоны которые пробирали меня до костей и побуждали к ещё более решительным действиям.
Несколько бешеных секунд – и я излился с громким воплем. Сам удивился звуку и тембру моего возгласа, но потом понял: на самой деле кричал Дживс – он достиг пика почти в тот самый момент, что и я. Я трясся и дрожал в его руках , что объяснялось последствиями наших общих усилий, а он сдвинул наши переплетенные ладони к моей груди прижимая меня к себе в клейких и влажных, но все-таки чувственных объятиях. Через несколько мгновений он выскользнул из меня и повернул лицом к себе, так что я получил возможность возобновить знакомство с его талантливым ртом.
Наконец мы разомкнули объятия. Мы оба порядком поистрепались, так что Дживс поспешил наполнить ванну, и мы сэкономили время и горячую воду, забравшись туда вдвоем. Это требовало недюжинной сноровки – все-таки, мы оба обладаем довольно длинными конечностями – но мы блестяще справились с задачей. После водных процедур Дживс предложил кое-что совсем для него нетипичное, а именно - чтобы мы оставались в чём есть. В смысле, не облачались по всем правилам, коль скоро мы не собирались больше высовывать нос на улицу. Надо ли говорить, что это предложение было принято единогласно?
Потом мы поели и снова забрались в нашу нору у камина. Я читал последнюю вещь А. Кристи – захватывающий роман, изобилующий убийствами и загадками. Если бы Флоренс Крэй умела писать хотя бы вполовину так же интересно, я был бы не прочь провести время в её обществе. Хотя, нет, пожалуй, я все равно бежал бы от неё как от огня. Дживс, ясное дело, уткнул нос в тяжеловесный том по философии, одно название которого заставило меня содрогнуться. Дживс, конечно, любовь всей моей жизни, но наши литературные вкусы никогда не совпадали. Он перехватил мой взгляд и вопросительно приподнял бровь, но я лишь улыбнулся в ответ и вернулся к приключениям Эркюля Пуаро, детектива известного своими «маленькими серыми клеточками». Если бы у меня была такая возможность, я бы ставил на Дживса против Пуаро каждый день, а по воскресеньям даже дважды – вот у кого мозги так мозги! Если бы мадам Кристи сделала Дживса героем своего романа, то книга бы продалась быстрее, чем вышла её первая глава. Правда, рассказ получился бы совсем коротеньким и без привычных загадок и интриг, так что, наверное, хорошо, что она его никогда не напишет.
Всё это время я нет-нет, да и поглядывал на свертки и коробки, сгрудившиеся под елкой – опрятные и идеально завернутые – для меня, и наспех перехваченные бечевой – для Дживса. Наконец моё терпение лопнуло.
«Дживс, как думаешь, мы бы могли приступить к той части программы, которая предусматривает подарки? В конце концов, уже сочельник и… я не хочу, чтобы ты и дальше томился в ожидании, дружок»
Он улыбнулся уголком рта и отложил свою книгу. «Очень хорошо, сэр».
Подскочив к елке, я захватил разом все свертки и притащил в наше логово. Я протянул один из свертков Дживсу: «Ты первый, Дживс»
Он аккуратно развязал веревочку, скрепляющую узорчатую бумагу и отложил её в сторону, так же аккуратно. Я дрожал от нетерпения и как только он развернул подарок, спросил: «Тебе нравится, Дживс?»
В руках у него был поэтический сборник, который я нашел в местном магазине. Я искал что-нибудь подходящее для романтического вечера с любимым, но так, чтобы это было без зауми. Хозяин магазина заверил меня, что вот этот сборник совершенно потрясающая вещь и вообще, то, что нужно. Дживс открыл томик, бегло просмотрел оглавление, пролистнул несколько страниц, откашлялся и прочитал вслух:
Дикие ночи! Дикие ночи!
Ночи, когда я с тобой,
Дороже любых сокровищ,
Дороже мечты любой.
Сквозь бури и ветры злые
В тихий желанный порт
Коль доверишься лоцману-сердцу,
То оно тебя приведёт
Я по бурным водам скитался
Силы тратил с морем в борьбе
О, позволь же мне стать на якорь
Этой ночью в тебе
Эти слова, особенно насчет «этой ночью в тебе», проговоренные его глубоким звучным голосом, заставили бегать мурашки по старой вустеровской спине, и я с трудом проговорил: «Господи, Дживс, я и не думал, что стихи могут быть такими… возбуждающими. Этот парень, ну, поэт, знал толк в таких вещах, да?»
«Это стихотворение написано мисс Эмили Дикинсон, сэр», просветил меня Дживс. «Именно это произведение всегда было моим любимым».
«Так тебе нравится книжка, Дживс?»
«Более чем, сэр. Благодарю вас.»
«Я подумал, мы можем почитать её вместе. Когда-нибудь. Не каждый вечер, конечно, поэзию надо приберегать для особых случаев, да?»
«Как скажете, сэр», - ответил он со своей полуулыбкой.
Я улыбнулся в ответ и взял больший из двух свёртков, адресованных Бертраму, и проворно сорвав упаковку, открыл коробку и отбросил прочь крышку. В ложе из тонкой гофрированной бумаги угнездилась замечательная шелковая пижама небесно-голубого цвета. Это был чудный спальный наряд и я, не тратя времени даром, так и сказал Дживсу.
Я предложил Дживсу открыть оставшийся подарок, и он снова аккуратно снял упаковку, прежде чем проинспектировать его. Как по мне, то это была замечательная вещь – элегантная книга с обложкой из тёмно-вишнёвой кожи с золотым теснением. Вся штука заключалась в том, что страницы были девственно-чистыми. Когда я наткнулся на неё в магазине, то подумал, что это чертовки странно: это что же, платить за книгу, которую ещё и писать самому придётся? Но кассир уверил меня, что такие блокноты есть у каждого хорошего журналиста или мемуариста. Я-то обычно крапаю свои заметки на чем придется. Например, написал большую часть истории об украденном жемчуге тети Агаты на обратной стороне какой-то бумажки, а потом оказалось, что это был наш телефонный счёт. Открылось сия тайна лишь тогда, когда телефонная компания чуть было не отключила нам аппарат за неуплату. Но поскольку Дживс начал писать свои собственные хроники, то ему пристало иметь и подходящую канцелярию.
Мой камердинер погладил гладкую кожу обложки, пролистнул страницы блокнота и промурлыкал: «Он великолепен. Спасибо, сэр».
Я зарделся от удовольствия. «Я вот что подумал, Дживс, насчёт этой записной книжки. Она ведь подойдет для того, чтобы ты фиксировал в ней все наши приключения во время кругосветного путешествия, о котором ты так мечтаешь?»
Вместо ответа от притянул меня к себе и наградил пылким поцелуем, а я его с удовольствием поддержал. Когда он, наконец, разжал объятия, я с трудом собрался с мыслями и поднял последний подарок, маленькую квадратную коробочку. Приложил ее к уху и потряс, но услышал лишь глухое постукивание. Озадаченный, я разорвал упаковку и увидел маленькую бархатную коробочку, с нетерпением открыл её и увидел совершенно потрясающие запонки – самые великолепные, какие у меня когда-либо были. Они оказались серебряными, а внешняя сторона была отделана таким блестящим черным камнем – ониксом, как просветил меня Дживс – и вдобавок на них имелась изящная гравировка серебром – BWW.
«Дживс», – выдохнул я. – «Они просто изумительны. Моя благодарность не знает границ, приятель. Но я вот никак не возьму в толк – ты же не любишь монограммы»
«Но вы любите, сэр», – сказал он просто.
Я заморгал и несколько раз глотнул воздуха, прежде чем ответить. А потом понял, что у меня все ещё нет слов, так что я вырвал страницу из блокнота Дживса – не настоящего, того, что я ему подарил, а мета-что-то там – и, бросившись в его объятия, принялся покрывать его точеные скулы горячими поцелуями.
«Дживс, несомненно, это лучшее Рождество в моей жизни!»
«Но еще не Рождество, сэр».
«Ну да, просто, понимаешь, у меня есть все, что можно только пожелать. Чаша моя преисполнена, что и говорить. Неужели завтра принесет мне больше, чем я имею сегодня?»
Он деликатно прочистил горло. «Сэр, однажды вы выразили желание встречать Дни рождения и другие праздники в неформальной, интимной обстановке. Полагаю, это Рождество будет именно таковым».
Я крепко зажмурился, потому что эти слова врезались в меня будто скоростной лондонский экспресс. Полагаю, я также испустил некий булькающий звук. Когда я открыл глаза, то увидел, что Дживс воззрился на меня с лёгким изумлением.
«А ещё завтра будет фаршированный жареный гусь, картофель с подливой и рождественский пудинг, сэр».
«Дживс, думаю, я прямо сейчас умру от счастья».
«Вот как, сэр?»
«Ладно, подожду-ка умирать до послезавтра. Очень-очень после, желательно».
«Раэ это слышать, сэр».
Я прижался к его широкой груди и почувствовал, как меня обхватывают его большие сильные руки. Меня переполняли счастье, человеколюбие и прочие чувства, столь приличествующие празднику.
«Счастливого Рождества, Дживс».
«Счастливого Рождества, сэр».
КОНЕЦ
@темы:
Дживс и Вустер,
слэш,,
джустики
-
-
10.01.2010 в 23:26-
-
11.01.2010 в 00:39-
-
11.01.2010 в 01:53-
-
11.01.2010 в 09:06Ребята, огромное спасибо вам за эти чудесные отзывы!
Завря приедет, порадуется
-
-
11.01.2010 в 16:50-
-
11.01.2010 в 19:20Хочу добавить, что меня восхищает мужество переводчиков, в принципе, и Заврино, в частности. Перевод тоже сродни плаванью по бурным волнам. Мало понять тонкости чужого языка, надо еще родной язык чувствовать по-настоящему. Тут не обошлось без увеличенных лобных долей!
-
-
11.01.2010 в 23:20В общем, спасибо огромное за доставленное удовольствие!
-
-
12.01.2010 в 00:38-
-
16.01.2010 в 14:03А то!
Более чем! Спасибо большое:мышьбелая за гостеприимство и лестный отзыв - получить всё это от признанной мастерицы жанра дорогого стоит
Smothered Hope за помощь в публикации и, конечно, за великолепную бету. А я ведь этот перевод хоронить собиралась... Так что спасибо за то, что настояла, сама бы я ни за что не сподобилась.
Всем-всем-всем, кто прочел. Мне очень приятно, коллеги. Правда!