драббл "Одиночества больше нет"

[g22112001]

Название: ОДИНОЧЕСТВА БОЛЬШЕ НЕТ
Пейринг: Хью/РШЛ
ВНИМАНИЕ: РПС! РПС! РПС!
Рейтинг: R
От автора: это мое представление о бромансе (см. нашу дискуссию ниже). Это мое осмысление – в общем-то, не совсем реальных людей, имеющих паспорта и почтовый адрес – а скорее, тех персонажей, в которых они превратились в умах фанатов. И это еще одно мое убеждение: рпс – не биография, это фанатская фантазия. Условие этой игры – близость к изначальным характерам персонажей.

Ему достаточно позвонить и сказать:
- Приезжай.
Как и положено Уилсону, он приезжает. Открывает своим ключом, быстро и безошибочно определяя его на ощупь в связке других ключей: машина, квартира, и еще штук пять – бог знает, откуда.
Входит, всегда деликатно постучав в открытую дверь. Молча смотрит, как он мечется по комнате, и садится на диван. Выслушивает резкие, злобные реплики. Всё не так, жизнь бессмысленна, потому что отдана глупости, комедиантству, и даже этого он не умеет, как следует. А безделушки с громкими названиями – Золотой Глобус, Выбор Народа! Куски камня, стекла и железа! И это мера его жизни? Все кругом слепцы или зачем-то притворяются, но он сам знает себе истинную цену – она ничтожна.
Он выдыхается и слушается мягко сказанного:
- Сядь.
Садится, слишком нервозный, чтобы расслабиться сразу и позволить обнять себя. Смотрит на свои руки или в пол и теперь только слушает. Что он не прав, что он удивительный, что его все любят.
Лёгкое касание. Теплое дыхание у щеки. Слова замирают на губах, все недосказанное передается поцелуем.
Он всегда думал, что обязан больше отдавать, чем брать от жизни. Обязан по статусу рождения и воспитания, по причастности к мужскому полу, по социальной роли отца и мужа и многим другим причинам. Это требует силы, готовности, стойкости, а в душе - смятение, беспокойство и неуверенность. Он старался, проявлял заботу, работал, как вол, а желание быть защищенным кем-то, кто сильнее тебя, прятал под маской клоуна. От так боялся, что кто-нибудь найдет его главное слабое место, что выкладывал все свои тайны любому, кто не стеснялся выспросить о них, и эта нарочитая открытость помогала защитить самое сокровенное.
Об этой стороне его натуры догадывались немногие; у некоторых, едва знакомых с ним, она вызывала неприятие и даже брезгливость. Он ничего не мог с этим поделать и просто сторонился общения с такими людьми. Если же они подходили слишком близко и, повинуясь древнему закону самцов, старались потеснить его с территории, ударяя в наиболее уязвимое место, на помощь приходил его собственный сарказм, с годами почти достигший толщины брони. А если рядом был Стивен, вдвоем они отбивались от любой массированной атаки. Это и было тайной их тандема – их сила удваивалась, когда они были вместе.
Но жизнь развела их. Никакие перелеты через океан не смогли компенсировать отсутствие постоянной духовной связи, не передаваемой радиоволнами. Тогда он понял, что никогда еще не знал настоящего одиночества. А оно наступило, отделив его от людей пустым пространством купленного особняка, чужими культурными обычаями, неприятным осознанием себя как гостя, которого, возможно, вот-вот попросят на выход. Он почувствовал себя беззащитным, словно рак-отшельник, выползший из своего панциря.
Симпатия, возникшая между ним и Робертом, была спасательным кругом и воспринималась, как должное: главный герой - его друг, что может быть естественней?
В какой-то момент – а, может, долгим и плавным путем, это трудно сказать наверняка – дружба стала больше, чем просто дружбой. Необходимостью, опорой, запретной территорией. Запретной для всех со стороны. Никому больше не было позволено видеть их вместе. Их обеды, их доверительные беседы - отныне все это происходило за пределами чужого назойливого внимания. Интимности в общении не прибавилось, зато появилось ощущение прочной связи. Вздергивание брови, пауза в разговоре, быстрый взгляд – все эти микросигналы читались ими так же ясно, как и любая, четко артикулированная реплика.
Порой, стоя спинами друг к другу и терзаемые журналистами, они заканчивали интервью одновременно и одними и теми же словами. Это веселило окружающих и порождало новые сплетни, но сплетни всегда были частью имиджа в шоу-бизнесе. Слишком скандальные и подробные, они отвлекали от правды так же успешно, как яркая лоскутная одежда отвлекает взгляд от лица ее хозяина.
Конечно, кто-то догадывался, что все это мишура, кто-то предполагал или даже не сомневался, что все о них знает. Самое забавное, что они и сами о себе ничего не знали наверняка. То, что их связывало, что загоралось внутри одного в присутствии другого, не нуждалось ни в каком дополнительном топливе. Достаточно было взгляда, касания руки, улыбки. Достаточно было знать, что они есть друг у друга.
Так думал Хью, предполагая, что так думает и Роберт, пока однажды не накатила депрессия.
Роберту можно было позвонить в любое время дня и ночи и попросить приехать. Но Хью решил дождаться рассвета. Вытащить человека из постели и погнать через весь город слушать депрессивные бредни? На это он был не способен. И поэтому ночь, уходившая с улиц, в конце концов, накрыла его с головой. В таком состоянии он уже не хотел ничьей помощи. Все стало ненужным. Прошлая жизнь была никчемной, будущая – бессмысленной. Прикосновения причиняли боль. Утешительные слова казались лживыми. Но если Роберт чему и научился у своего героя, так это терпению и тому, что губы могут говорить «нет» и сыпать ругательствами. И руки могут говорить «нет» и едва не послать в нокдаун. А глаза говорят «да». И, может быть, «спаси меня». И что-то еще, что трудно расшифровать, но Роберт понял и исполнил.
Короткая, но яростная борьба. И полная победа над губами и руками. Они больше не сопротивляются, хотя тело еще деревянное, потому что принимать ласку тоже надо научиться.
Это им еще предстояло. А пока они победили в борьбе с ночью. Словно, сползая по оконному стеклу и открывая доступ свету, ночь признала за ними право и растворилась в шепоте: «Одиночества больше нет».

КОНЕЦ