фанфик "Проще простого"

[g22112001]

Название: ПРОЩЕ ПРОСТОГО
Автор: мышьбелая
Пейринг: Хилсон родимый
Рейтинг: PG-17 (нельзя же детям об этом!)
Жанр: джен с уклоном в слэш
Размер: ну что уж теперь...
Дисклаймер: персонажи не мои
Саммари: всем хочется

Соблазнить Уилсона оказалось проще простого. Собственно, то, что он не будет против, Хаусу стало ясно в первый же день знакомства. Другое дело, сам Хаус не был уверен, что хочет этого. Не Уилсона, а вообще, секса с мужчиной. Его опыт в этой области ограничивался юношеским минетом на первом курсе колледжа – естественно, в сильном подпитии, естественно, с подначками и борьбой, кто у кого берет. Победил юный Грег, получивший слюнявый отсос, но результат он помнил плохо.
С тех пор желания повторить не возникало. Пока не появился Уилсон, растрепанный, злой и пьяный, орущий заплетающимся языком на какого-то придурка, которого заело на одной и той же песне из музыкального автомата. Белоснежная рубашка, начищенные ботинки, которыми он самозабвенно пинал ни в чем не повинный автомат, строгий галстук, сбитый набок, в общем, эта смесь благопристойности и порока подействовала на Хауса, как магнит. Он сказал себе: «Ух ты!» - и с нарастающим веселым удивлением продолжал наблюдать, каких еще бесов выпустит наружу мальчик-отличник. А что он отличник и вообще вундеркинд, было ясно с первого взгляда.
Потом были драка, погром, полиция, и Хаус, посмеиваясь про себя, поехал в участок выручать вундеркинда: вносить залог, искать ему адвоката. Потому что иначе это сделал бы кто-нибудь другой, а делить его ни с кем другим Хаус не собирался.
- С ним будет забавно, - думал Хаус, разглядывая Уилсона, который маялся после участка похмельем и раскаянием и поэтому позволил затащить себя в номер к Хаусу, и уснул на его диване, устав от переживаний и накачавшись новой порцией спиртного.
Он проспал часа три, а Хаус все это время смотрел телевизор и пытался вспомнить того парня с первого курса.
Проснувшись, Уилсон все же слинял к себе, но вернулся – на спешно собранный Хаусом покер. Они играли в паре и выиграли, и Грег с тайным удовольствием смотрел на оживленную физиономию нового приятеля и его блестевшие от возбуждения глаза. Уилсон оказался довольно меркантильным и почти облизывался на выигранные деньги, и вдобавок тщеславен: всё смаковал свои удачные ходы. Но в целом это выглядело даже забавно, поскольку Уилсон был очень мил, хвастаясь с детской непосредственностью. И Хаус разглядывал его почти с отеческим умилением. Что не помешало мысленно сравнить его с Джоном Грейди, которого он все-таки вспомнил.
Спустя минуту он понял, что Уилсон начал как-то странно заикаться и поглядывать на него жалостно и неуверенно. Он все еще мужественно сражался с концом фразы, которая никак не хотела приобретать плавную закругленность, и, наконец, умолк, вспотевший и смущенный.
Вот в эту секунду, глядя на пламеневшие пятна на его щеках, Хаус понял, что Уилсон – его, весь, с потрохами, и что, возможно, пожелай он, даст себя поиметь здесь и сейчас.
Однако Хаус не чувствовал себя уж настолько сексуально озабоченным, чтобы сходу, ради симпатичной мордашки и наверняка не менее симпатичной задницы нового знакомого менять свои привычки. Да и вообще, он не считал себя геем. А то, что Уилсон его зацепил и вызвал… хм! некоторую реакцию в известном органе, так все это объяснялось подзатянувшимся воздержанием: в общении с женщинами Хаус был слишком разборчив, и флирт редко заканчивался в постели.
В тот вечер он отпустил Уилсона, и это оказалось правильным решением. Уже утром, расслабившийся и повеселевший, Джим махал ему со своего места в конференц-зале, приглашая занять свободное кресло рядом с собой.
Потом был совместный ланч. Уилсон смеялся над шутками Хауса, и Грег с удивлением обнаружил, что распустил перья, как павлин, стараясь рассмешить посильнее. День окончился в его номере, где они вместе пили пиво и смотрели телевизор, и сомлевший Уилсон снова доверчиво уснул на его диване. Хаус сидел рядом, поглядывая на безмятежное лицо, казавшееся во сне еще более юным, и размышлял, стоит ли разбудить гостя и выпроводить или просто укрыть пледом. В конце концов, укрыл.
Так начались их отношения.
Они жили в одном городе и встречались так часто, как позволяли работа и личная жизнь. Личная жизнь Уилсона была разнообразна: родители, к которым он мотался время от времени, коллеги по работе, в ворохе проблем которых он вечно крутился, и подружки, сменявшиеся довольно часто. Хаус все ждал, когда одна из этих девиц окажется настолько слабой или настолько сильной, что из постели затащит Уилсона под венец. В первом случае срабатывал характер Уилсона, с его постоянным чувством вины перед обделенными судьбой за свое, в общем-то, благополучное существование. Во втором играла роль его лень. Уилсон не желал тратить силы на борьбу, если от этого не зависела его жизнь или что-то, столь же важное. Видимо, брак в эту категорию не входил.
Личная жизнь Хауса к тому времени приобрела оттенок отшельничества. Не то, чтобы он избегал общества. Скорее, общество избегало его. Обычно новые знакомые Хауса делились на две категории: первые пытались покровительственно похлопать по плечу. Эти быстро учились держать руки при себе, напоровшись пару раз на фирменную издевку. Другие сразу старались держаться в стороне, исповедуя принцип «ты меня не трогаешь – я тебя не трогаю». Так что само собой получалось, что на любом новом месте работы у Хауса быстро переставали пытаться занять деньги и давать советы. И это его абсолютно устраивало.
Что касается интимной жизни, то временами он получал разрядку от случайных связей, но по большей части обходился собственными силами. Казалось безопаснее отдрочить на журнал, чем отвязываться потом от какой-нибудь прилипчивой девицы. Впрочем, если наедине с глянцевой мисс Июль дело почему-то не ладилось, образ Уилсона, каким он увидел его впервые в баре, вызывал стойкую эрекцию и всегда помогал довести дело до конца.
Настал день, когда одна из пассий Уилсона, чьих лиц Хаус никогда не помнил, но все они хорошо его знали, захомутала верного друга. Хаус на брачную церемонию не пошел, обозвав ее «свадьбой богомолов», и напился в одиночестве. Собственно, в тот вечер и пришло решение свалить, наконец, из скучного Бостона куда-нибудь южнее. Любоваться семейным счастьем Уилсона казалось противоестественным. Да и Джим страшно обиделся на невинную метафору и перестал приходить в гости. В эти черные дни Грег разослал резюме в несколько госпиталей Нью-Джерси и вскоре получил ответ из Принстона. Он ответил согласием, оставалось только доработать положенное по контракту время.
Сведения о чете Уилсон странным образом продолжали до него доходить. Медовый месяц в Венеции. Ну, конечно, бедняжка Бонни никогда не бывала дальше Диснейленда и не могла не раскрутить на дорогое путешествие молодого супруга, экономившего, кстати, на всем.
Покупка минивена. На кой хрен им понадобился минивен – для двоих-то! Не иначе миссис Уилсон готовилась обзавестись тройней.
Бостон оказался маленьким городом! Хаус постоянно сталкивался с Бонни. Бонни шла к парикмахеру. Бонни гордо ехала за покупками. Бонни спешила в фитнес-центр. Уилсон в это время, видимо, вкалывал, обеспечивая любимой супруге финансовые возможности для активного ничегонеделанья.
Хаус бесился. Однажды он решился и набрал домашний номер бывшего друга.
- Квартира Уилсонов! – сообщила трубка неприятным женским голосом.
- Это Хаус, - сказал он. – Дай мне Уилсона.
- Грег! – деланно обрадовались на том конце провода. – Куда же ты пропал?
- То одно, то другое, знаешь ли, - уклончиво ответил он.
- Ты обязательно должен прийти к нам в субботу. По субботам у нас собирается чудесная компания. Трик-трак, выпивка. Придёт босс Джима.
- Моего-то босса там не будет, - вяло отшутился он. – Позови своего мужа.
- Прости, Грег, он не сможет подойти. Спит после ночного дежурства. Потом как-нибудь, ладно?
Она уже попрощалась и возвращала трубку на место, как где-то рядом с ней раздался голос Уилсона.
- Кто звонил? – поинтересовался он.
И эта стерва ответила, как ни в чем не бывало:
- Это Джинни, я пригласила ее к нам.
- Значит, война, - подумал Хаус.
Он решил действовать на территории противника и заявился в субботу на вечеринку. Бонни была настолько шокирована, что даже не старалась скрыть свою злость.
- Зачем ты пришел? – прошипела она. – Ты же не играешь в трик-трак!
- Зато я могу выпить, - ответил он. – Надоело, знаешь, дома сидеть.
Вышедший из гостиной Уилсон остолбенел, увидев его. Хаус шагнул к нему с самой теплой улыбкой, на какую только был способен.
- Дружище, спасибо, что пригласили! Я же еще не поздравил вас с женитьбой.
С этими словами он достал из кармана пиджака две коробочки и протянул супругам. Подарком для Бонни была тонкая золотая цепочка, которую она держала, словно та могла её укусить. Уилсону достались запонки.
- Ну зачем ты… - начал растроганный Уилсон.
- Заглаживаю вину! – прервал его Хаус. – Мне все казалось, вы слишком поспешили со свадьбой. Не проверили чувства, так сказать. Но теперь вижу, что ошибался. Ваша любовь – на века!
- Да? И каким боком это касается тебя? – спросила видящая его насквозь Бонни.
- Я же лучший друг твоего мужа.
Сияющие глаза Уилсона показали ему, что это действительно так.
Бонни мельком глянула на супруга, покачала головой и отошла, пробормотав что-то про телёнка.
С этого вечера, на котором Хаус не допустил ни единой ошибки, началось восстановление отношений. Хаус не спешил. Он приглашал обоих супругов на бейсбол и в бар, терпеливо сносил буравящий взгляд Бонни, дразнил ее за за спиной Уилсона и этим приводил её в ярость. Вообще, за спиной Уилсона происходило много всякого: например, они строили друг другу рожи и показывали кулаки.
Решающий гол Хаус забил в ноябре, перед тем, как досрочно вылетел с работы за неуважение к начальству.
- Монстр Траки? – завопил Уилсон. – Ты достал билеты?! Хаус, я уже два года мечтаю об этом!
Бонни скорчила постную физиономию и сказала:
- Дорогой, мы не можем себе это позволить. Это слишком дорого.
- Я приглашаю, - встрял Хаус.
- Хаус, это потрясающе! – Уилсон взмахнул руками, не в силах выразить эмоции как-то еще.
- Джим, но завтра мы обедаем у моих родителей, - напомнила Бонни тоном, от которого любую чувствительную натуру продрал бы мороз. Но Уилсону, видимо, снесло крышу, так что его обычная чувствительность сильно притупилась.
- Отменим, - сказал он. – Какая разница, съездим к ним в следующий уикэнд. – Бонни, соглашайся!
- Я не поеду, - скучным голосом сказала та, отворачиваясь.
Хаус тайком перевел дух. Билета для Бонни у него не было, весь расчет строился на том, что она откажется.
- Как жаль, - лицемерно сказал он.
И Бонни, сощурив глаза в тонкие щелочки, вдруг больно врезала ему под столом по косточке. Хаус едва сдержал вопль и тут же вернул ей удар. Трудно было судить, насколько удачно он попал, но стервозная баба дернулась и прикусила губу.
- Или я или он! – объявила она, поднимаясь и явно ожидая, что Уилсон вскочит вслед за ней.
Но ее муж продолжал сидеть, глядя на нее изумленно и негодующе.
- Ты ставишь меня перед выбором? – воскликнул он. – Мы что, говорим о собаке, которую можно взять в дом или выгнать?
Хаус немедленно состроил умильную рожу и заскулил.
- Ты со мной? – холодно спросила Бонни.
- Нет! – рявкнул Уилсон, и Хаус восхищенно залаял.
- Отлично! – сказала Бонни. – Я позвоню родителям и отменю обед.
Она одарила Хауса очередным убийственный взглядом и вышла.
- Это бунт, - заявил Хаус. – Пожалуй, сегодня ночью тебя лишат маленьких радостей.
- Надоело! – все еще кипятился Уилсон. – Она не может мне запрещать встречаться с моими друзьями!
- А она запрещает?
- И решать за меня, как я хочу провести выходной.
- Но пасаран!
- И почему она решила, что ты притворяешься, Хаус? С первого дня она только и делала, что поливала тебя грязью.
- Ревность – страшная штука!
- А теперь она запрещает мне идти на Монстр Траки!
- Ее можно понять.
- Нельзя!
- Ты прав, нельзя! Она ведет себя, как собственница.
- Вот именно! Но я так не могу. Мне нужно хоть немного личного пространства.
- Так покажи, кто в доме мужчина.
- Так и сделаю. Официант, еще пива! Тебе взять?
Хаус согласно кивнул, забавляясь петушиной смелостью Уилсона.
Они выпили еще, потом еще. Потом Уилсон потащил Хауса по близлежащим барам и, наконец, Хаус, все это время старавшийся не напиться окончательно, сгрузил Уилсона на диван в своей гостиной.
- Ботинки, - напомнил он сам себе о святом долге дружбы и стащил с мертвецки пьяного Уилсона обувь.
Чуть помявшись, снял и брюки, рассудив, что домой Уилсону все же придется вернуться, и лучше это делать в более-менее приличном виде.
Утро не сулило больших радостей. Протрезвевший Уилсон был мрачен, вероятно, задумывался о грядущем возмездии. Хаус сварил кофе и молча наблюдал, полагая, что Уилсон должен сам сделать свой выбор. Или думать, что делает выбор сам.
Уилсон попросил разрешения позвонить и набрал номер.
- Не берёт трубку, - сказал он и повторил звонок по мобильному.
Ему опять не ответили.
Хаус встал, сходил в спальню и, вернувшись, протянул ему билеты.
- Возьми, - сказал он. – Если для тебя это так важно, сходите вдвоем.
- А ты?
- Она меня терпеть не может. Я не пойду.
Уилсон нерешительно взял протянутые билеты, подержал их и вернул обратно.
- Во сколько начало? – уточнил он.
- В семь.
- Заехать за тобой?
- А на «Хонде» со мной не хочешь?
Уилсон улыбнулся широкой, почти счастливой улыбкой.
Они встретились у подъезда. Уилсон был в джинсах и ветровке и смотрелся так классно, что у Грега где-то в груди заныло сладко и тревожно. Он выдал своему пассажиру шлем и с удовольствием ощутил, как Уилсон прижался к нему, обхватив руками. Обычно не склонный лихачить, на этот раз он закладывал такие виражи, что Уилсон кричал, хрипло и восторженно. Самое приятное было то, что на каждом вираже, когда мотоцикл чуть не падал набок, объятия становились на несколько мгновений крепче.
Шоу возбудило обоих до такой степени, что казалось немыслимым закончить вечер, просто мирно разойдясь по домам. Они оставили мотоцикл на платной стоянке и совершили пеший круг почета, выпивая рюмку-другую в каждом баре, который встречался на пути, пока Уилсон опять не оказался на диване у Хауса, и без штанов, и без рубашки. Пока он спал, глубоким, мутным алкогольным сном, Хаус сидел рядом и, раздирая слипающиеся веки, разглядывал его, стараясь не упасть со стула. Зачем он это делал, он и сам не мог бы объяснить. Ему казалось, что он должен принять какое-то решение, только он забыл, какое.
Наконец, он протянул руку и дотронулся до груди Уилсона, провел пальцем вокруг соска и, щекоча и вызывая легкую судорогу, по коже от подмышки до резинки трусов. Бугор, наметившийся под тканью, он проигнорировал из трусости и отвел глаза. Зато вгляделся в лицо Уилсона, в запекшиеся от выпитого за вечер губы, в сомкнутые веки и длинные темные ресницы. Потом решился и встал у изголовья на колени. Все, что оставалось сделать, это наклониться и коснуться губами щеки, только щеки, уверял он сам себя.
Он простоял так несколько минут, с сожалением замечая, как улетучивается из головы хмель. Никакой поступок теперь невозможно было бы списать на алкоголь. И хотя Уилсон продолжал крепко спать, Хаусу стало слишком ясно, что он хочет сделать, и что делать этого нельзя. Он поднялся, прошел в ванную, долго плескал в лицо холодной водой и, наконец, ушел в спальню и отключился на своей кровати, злой и несчастный.
Спустя три дня Уилсон провожал его в Принстон. Держался он довольно натянуто.
- Ну, пока, - сказал он, когда объявили рейс.
Но Хаус не пожал протянутой руки, а встал прямо перед ним и заглянул в лицо.
- Что случилось? – спросил он. – Я уезжаю навсегда, а ты держишься, как нецелованная красавица.
Уилсон внезапно вздрогнул и взглянул на Хауса с непонятным испугом.
- Я пошутил, - пояснил Хаус, не понимая причин такого поведения.
- В каком смысле?
- Про нецелованную красавицу.
Внезапная догадка пришла ему на ум, и Хаус в свою очередь отшатнулся от Уилсона.
- Я пошутил, - повторил он. – Ты что подумал?
- Две ночи в твоей квартире, - сказал Уилсон. – И каждый раз я был в стельку пьян. И у тебя ведь не было билета для Бонни?
Хаус покачал головой.
- К чему ты клонишь? – спросил он тихо. – Что я воспользовался ситуацией? Я не… не трогал тебя. Почти. То есть, - поспешил он опровергнуть сам себя, глядя на вскинувшегося Уилсона, - я только снял с тебя одежду. Это ведь не считается.
- А билеты?
- Она терпеть меня не может, - горячо заговорил Хаус. – Она лишила меня единственного друга. Я всего лишь действовал ее же методами. И я давал тебе выбор!
Уилсон был вынужден признать, что это так.
- Бонни сказала, - начал он, сникая, - что это все неспроста. Она намекнула… Вернее, сказала прямо…
- Что я домогаюсь тебя? – напрямую спросил Хаус.
Уилсон покраснел и кивнул.
- Она дура! – резко сказал Хаус. – И чем скорее ты это поймешь, тем лучше. А теперь я, пожалуй, пойду на свой рейс и буду домогаться тебя из Принстона. Ты как предпочитаешь: секс по телефону? Виртуальный секс? А еще мы можем обмениваться нежными письмами.
Уилсон хмыкнул и расслабился.
Прощались они уже по-хорошему. Уходя, Хаус спиной ощущал взгляд Уилсона и благодарил бога, благодарил и снова благодарил за то, чего не сделал в ту ночь. А сев в самолет и закрыв глаза, начал ругать себя за то, что так и не решился. Два года назад он был уверен, что трахнет Уилсона в любой момент, как только захочет. И сомневался, что захочет. Теперь он его хотел, но Уилсон стал недосягаем – во всех смыслах.
Взревели двигатели, стюардессы попросили пристегнуть ремни и выключить мобильные телефоны. Хаус полез в карман за своим и увидел на экране непрочитанную эсмску.
- В общем-то, я не против, - значилось там.
И подпись:
– У.
Самолет набирал высоту.

КОНЕЦ