драббл ПоДожДинки "Вчера"

[g22112001]

Название: Вчера
Автор: ПоДожДинка
Статус: законченный
Пейринг: Хаус/Уилсон
Жанр: Сайд-стори
Рейтинг: R
Дисклеймер: персонажи не мои.
Саммари: альтернативная концовка сериала по версии зануды (милого), то есть серии 6х10 The Down-Low.

То, что происходило вчера, должно там и остаться.
Если следовать этому закону неукоснительно, то можно не обращать внимания на многие вещи. Можно уберечь душу от различных отпечатков событий, радостных или трагичных. Но бывает так, что "вчера" плавно перетекает в "сегодня" вместе со всем содержимым, и тогда прятаться от фактов и мыслей бесполезно. К примеру, как заснул вчера Уилсон рядом с ним на кровати, так он и спит до сих пор.
Одна рука на груди, вторая вытянута вдоль тела, темные ресницы плотно сомкнуты, а губы наоборот чуть приоткрыты, брови вытянуты в струнку. Дыхание глубокое, равномерное, он крепко спит, несмотря на то, что Хаус уже час беззастенчиво рассматривает его, лежа на боку и подложив обе ладони под щеку.
Голая грудь Уилсона, на которой лежит рука, то поднимается, то опадает в такт сонному дыханию. Хаус, словно завороженный следит за этим ритмичным движением, и не может ни о чем думать. И это, должно быть, к лучшему, потому что он вдруг прищуривает один глаз и начинает скользить взглядом по изгибу губ, бровей, ресниц Джеймса, потом невесомо проводит указательным пальцем по кончикам ресниц, по носу, по губам.
Уилсон спит. А Хаус так и не смог перебраться из его объятий в объятия Морфея. Он до рассвета пролежал рядом с другом, ощущая уютное тепло его тела и по-прежнему чувствуя влажные и горячие поцелуи на своем лице, шее, груди. Каждый из поцелуев, казалось, отпечатался у него в душе, прямо там, где до сих пор тлел небольшой костер, странно умиротворенный вчерашними событиями.
Хаус приблизил губы к лицу спящего Уилсона, и еще раз прошелся по кончикам ресниц, по носу, только уже легкими поцелуями. Джеймс сквозь сон неосознанно потянулся к Хаусу, но тот поспешно отстранился и упал на подушку. Он не хотел его будить, пока не изучит до конца собственные ощущения.
Сейчас Хаус занимался самым привычным делом – испытывал терпение Уилсона и заодно крепость его сна.
Снова осторожная дорожка пальцем по приоткрытым губам и наградой стал пойманный горячий выдох.
Он словно исследовал лицо лучшего друга и не узнавал знакомые черты. Это как произнести несколько раз какое-нибудь слово и неожиданно понять, что его смысл утратил значение.
Хаус потянул одеяло на себя с целью удовлетворить свои исследовательские потребности и в конце концов разбудить друга. Тащил одеяло, а сам неотрывно смотрел на лицо Уилсона и смог уловить момент, когда его ресницы дрогнули, а уголки губ стали подниматься.
- Какого черта ты улыбаешься так, будто знаешь, что мы вчера творили? – поинтересовался Хаус, жадно ощупывая глазами тело Уилсона.
Джеймс вместо ответа вытянул обе руки вдоль тела, сжал кулаки и потянулся до сладкой дрожи, потом обмяк и наконец открыл глаза. Вид у него был чрезвычайно довольный. И, пожалуй, впервые Хаус признал превосходство друга в умозаключениях.
Он-то сам ровным счетом ничего не понимал, только чувствовал. И вот это-то было очень непривычно.
Сказать о том, что вчерашние события должны были случиться после того, что Уилсон выкинул в кафе («Это самый главный момент в моей жизни. Я люблю этого человека…»), было нельзя. Что-то изменилось в их отношениях еще раньше. Возможно, что даже не тогда, когда соседка приняла их за гомосексуалистов, а когда они переехали в эту квартиру. Может быть, даже когда он жил у Уилсона после Мэйфилда. Хаус ни в чем не был уверен, потому что привык доверять собственной голове, но никак не сердцу.
- Если бы я знал, что мюзиклы на тебя так влияют, давно бы уже исполнил партию Гарольда Хилла*, - сказал Уилсон, тоже укладываясь на бок и глядя в настороженные глаза Хауса.
- Что значит давно? – ошарашенно спросил Хаус.
- Вчера ты был не против…
- То, что случилось вчера, необязательно должно случиться и сегодня, - довольно жестко сообщил Хаус.
Он злился на Уилсона, но прежде всего на себя, потому что вместе со злостью у него стало расти желание вновь провести пальцем по красиво очерченным губам Джеймса, уловить его горячее дыхание, может быть, почувствовать влажный отпечаток поцелуя.
- Нечего было обливать меня пивом, - каким-то детским, обиженным тоном а-ля «ты первый начал» ответил Уилсон.
- Нечего было петь всякую фигню, когда я смотрел хоккей, и выключать телевизор тоже не стоило.
Именно с этого все и началось. Сначала Уилсон затянул финальную песню из кордебалета «A Chorus Line», потом Хаус, чтобы хоть как-то заткнуть друга, был просто вынужден охладить его пивом из бутылки. К несчастью, в тот вечер на Уилсоне была любимая рубашка, пятна на которой он расценил как личную обиду (к слову, сейчас эта рубашка без нескольких пуговиц валялась скомканной на полу). Произошла небольшая потасовка, больше напоминающая возню мальчишек за миску с поп-корном, а потом в какой-то момент Хаус отключился и пришел в себя уже прижатым к дивану. Уилсон просто припечатал его плечи к обивке дивана, и смотрел неотрывно в глаза. Хаус не мог уловить, что именно видит в глазах друга, где словно переливался калейдоскоп – удовольствие и страх, тревога и интерес, любопытство и опасный азарт.
Уже закрыв глаза и ощущая на веках дрожащие, первые поцелуи, Хаус начал размышлять, стоит ли оставить это в сегодняшнем дне или же впустить в завтрашний.


*Гарольд Хилл – главный герой бродвейского мюзикла The Music Man (Продавец музыки), роль которого в 2001 году исполнял РШЛ.